Суфизм на индийском субконтиненте. Путь суфия Обучение суфийским практикам в индии

Усыпальница Хазрата
Низамуддина Аулия

Существуют многочисленные объяснения происхождения слова "суфий". Обычно считают, что суфий - это тот, кто не обладает ничем, кому ничего не надобно. В персидской работе-откровении 11 века ученый Худживирой поясняет, что слово это произошло от "сафа", что значит "чистота". И действительно, подлинные суфии чисты от догматизма и фанатизма, свободны от кастовых, вероисповедных и национальных предрассудков. Отчетливо присущее суфиям стремление к этической чистоте и безупречности способствовало закреплению за ними и названия "Рыцарей Чистоты" ("Сахаба-и-Сафа").

По другим представлениям слово это восходит к арабскому "саф" или "суф", то есть "шерсть". В такой версии оно давало представление о человеке, одетом в шерстяное одеяние. Власяницы, как символ покаяния и отказа от мира, носили и раннехристианские аскеты-мистики.

Иные же видят четкую связь между суфиями и Софией, обозначающей в Греции божественную мудрость, или проводят параллели с иудейско-кабалистическим термином "Аин Соф" ("Абсолютная Бесконечность").

Но какие бы этимологические корни ни находились, совершенно определенно, что течение суфиев, оказавшее длительное влияние на общественные структуры Азии, представляет собой хорошо организованные группы в контексте мусульманской культуры.

Полагают, что суфизм развивался как реакция против некоторых отношений в рамках ислама. А также считается, что он имеет христианские, китайские или индийские влияния. В частности, параллели с идеями суфиев находят в учениях разных религий - святых Терезы Авильской и Джона Кросса, Гуру или таких священных книг, как Веды, Ади Грантх и Бхагаватгита. Суфии же при этом заявляют, что их знание существовало тысячелетия, имея связи с герметическими, пифагорейскими и платоническими направлениями.

Но что же является сущностью суфизма? В переносном смысле: умереть самому, чтобы стать собой, заново родившись. Это можно воспринимать как процесс изменения или абсолютного превращения, благодаря эффекту божественного присутствия (Худур). В основе суфизма лежит Любовь (махабба, хубб). Любовь рассматривается здесь как постоянно усиливающееся чувство включенности в Бога, завершающееся пониманием того, что в мире нет ничего, кроме Бога, который одновременно является и любящим, и любимым.

Это восприятие основано на прямом, непосредственном опыте. Суфии описывают его так: когда человек проходит определенное расстояние по Пути Любви, Бог начинает помогать ищущему, привлекая его к Своей Обители. И тогда человек начинает ощущать ответные вибрации Божественной Любви.

В этическом плане обучение в суфизме связано с осознанием собственных пороков, покаянием (тауба), воздержанностью от запретного (зухд), строжайшей осмотрительностью в различении дозволенного и недозволенного (вара), с отказом от недуховных привязанностей и желаний (факр). Мюрид (ученик) обретает терпеливость (сабр) - "научается проглатывать горечь без выражения неудовольствия", как говорил шейх Джунайд. Мюрид старается жить и духовно работать в текущем дне, не вспоминая прошлое, не заглядывая в будущее (таваккул).

Суфизм - не религия, не философия, не вера в комплекс ритуалов, но порядок и процесс получения и реализации сверхрационального знания. При этом суфии для достижения цели (силсилах) использовали многие религиозные практики и обряды, молитвы, различные психофизические техники, медитативные практики, работу с музыкальными произведениями, текстами и мантрами ("зикр" - букв. "упоминание имени Бога"), активные движения, кружение, танцы, имеющие параллели в эзотерических и экзотерических школах разных культур…

К обрядовости можно отнести бритье головы нового вступающего в ханку (монастырь по линии индусского Вурукула или буддистской Сангхи), употребление специальной чаши ("занбыл" или "кушкул") для сбора пищи милостыней, угощение "шербетом" (сладкой водой с ладаном) посетителей монастырей или монахов во время вечери, сорокадневные ритуалы "чилла-и-макус". Предполагают, что практика контролируемого дыхания ("хабс-и-дам"), преобразующего физическое тело, была буквально перенята из индуистской системы йоги.

В суфийском процессе обучения шейх не учит в общепринятом смысле, то есть давая прямые объяснения, а создает ситуации, на которых ученик учится сам. Это очень напоминает педагогическую систему тибетских лам, которые используют те же методы, быстро развивающие в учениках способность к самостоятельному мышлению. Кроме обычных методов, в суфизме существуют и "скоростные", секретные техники духовного развития, подобные тибетской ваджраяне, позволяющие совершить подготовленным ученикам очень быстрое продвижение вперед.

По словам суфия-певца Амира Хосрова, "хотя религия индусов не точно соответствует моей, в общем мы верим в одно и то же, а те, кто критикует их за идолопоклонство, должны бы брать у них уроки веры и преданности в богослужении". Перс, воспевающий красоту и славу Индии, он покорил ее сердце, хотя был мусульманином в первом поколении. Песни Амира Хосрова, известного как "бард Индии" ("тут-и-хинд"), являются популярными (без какого-либо изменения в текстах) и в наши дни, хотя создавал он их более семисот лет назад. Он пел о бескрайней и прекрасной земле Индии, о печали утраты любимой, о долгих дождях и опадающей листве. О женщинах Индии он говорил так: "Они элегантны и мягки в общении, очаровательны, чисты и умны".

Даргах Мойн-уд Дин-Чисти

"Айн-и-Акбари" (институты императора Акбара) перечисляли 14 весьма известных в то время суфиев, причем шесть из них привлекали как индусов, так и мусульман. Наиболее выдающийся из них - шейх Моид-уд-дин-Чисти. Он прибыл в Индию из персидского города Чист в годы правления Притхвираджа Чаухана и поселился в Аджмере, великом религиозном центре индусов. Среди его знаменитых учеников был Кутуб-уд-дин Бахтиар, возле усыпальницы которого в Мехрауи (Дели) празднуется популярный во всех кругах общества - от ремесленников до аристократов - фестиваль цветов "Фул-Валон-ки Сейр", начало которому положил Амбар-Шах II, а расцвет происходил во времена последнего могольского императора Шах-Зафара. Удивительно, но фестиваль этот проводился даже при Британском режиме. Его организация прерывалась только с 1942 по 1962 год и была восстановлена Джавахарлалом Неру.

Суфии-чисти, называвшие индусов своими братьями, вели жизнь в строгости. Когда шейха Моид-уд-дина Чисти спрашивали, что было проявлением высокой преданности Богу, он отвечал: "Избавление людей от страдания, кормление голодных и удовлетворение насущных нужд страждущих". Среди его наставлений последователям было: "Развивать реку великодушия, солнце любви и землю гостеприимства". Этого шейха называли также "Гариб навазу" ("Защитник бедных"), "Султан-ун-Хинд" и "Найб-и-Расулуллах-Фиал-хинд" ("Ставленник пророка в Индии").

Другим светилом суфиев-чисти был Хазрат Низамуддин Аулия (1236-1325 г.г.), известный как "Мехбуб-и-илахи" ("Возлюбленный Бога"), который поселился в Дели и наставлял там учеников более чем полвека.

(Пакистан, 1175-1265 г.г.), которого называли также Баба Фарид, был великим святым, суфием и поэтом, писавшим на пенджаби. Его усыпальница в равной мере посещается как индусами, так и мусульманами. Он говорил, что "Жизнь - это невеста, за которой приходит жених-смерть". Он вопрошал: "Зачем ты бродишь в лесах, о Фарид, ранишь ноги о колючки и чертополох? Ищи всемогущество не в лесах и пустынях, а внутри себя".

Баба Фарид воспевал просторы Пенджаба, весенних журавлей, летнюю жару, облака, приносимые муссоном. Сколь близка его поэзия человеку любой религии говорит то, что куплеты Баба Фарида "Доха" включены в священную книгу сикхов "Ади Грантх", тексты которой и в наши дни круглосуточно читаются в Золотом храме Амритсара.

Поэты вообще были основными распространителями суфийской мысли. Они пользовались тайным языком метафор и словесным шифром, которые служили защитой от вульгаризации образа мышления, а также от обвинений в ереси или гражданском неповиновении.

Вот что пишет Ошо в книге "Тантра":

"Суфийский мистик Мансур был убит только из-за переживаний, связанных с "третьим глазом". Когда он впервые осознал это внутрен-нее пространство, он стал кричать: "Я - Бог!". В Индии ему покло-нялись бы, потому что Индия знала очень многих, кто пришел к познанию внутреннего пространства в "третьем глазе". Но в мусуль-манской стране понять его было трудно. Поэтому утверждение Мансура: "Я есть Бог - Анал хак!" было воспринято как нечто антирелигиозное, поскольку ортодоксальным мусульманам невозможно представить, что человек и Бог могут стать единым. Человек есть человек. Он создан. И создателем его является Бог. Так как же созданное становится создателем? Так что утверждение Мансура о том, что он Бог, не могло быть понято - он был убит. Но когда его убивали, он смеялся. И кто-то спросил: "Почему ты смеешься, Мансур?"

Говорят, что Мансур ответил: "Я смеюсь, потому что вы не убива-ете меня, вы не можете убить меня. Вы обмануты этим телом, но я не являюсь этим телом. Я - создатель этой вселенной и именно мой палец приводит в движение всю эту вселенную с самого начала".

В Индии его бы легко поняли. Подобный язык был известен там в течение многих веков. Мы знаем, что наступает момент, когда познается внутреннее пространство. Тогда человек вроде бы сходит с ума. И человек в такой степени уверен в этой реализации, что даже если вы убьете Мансура, он не изменит своего утверждения - по-скольку на самом деле вы не можете убить его как такового. Теперь он стал целым. Теперь нет возможности разрушить его.

На примере Мансура суфии поняли, что в подобных ситуациях лучше молчать. Поэтому после Мансура суфийская традиция неуклонно поучала своих посвященных: "Когда бы вы ни проникли в свой "третий глаз", оставайтесь молчаливыми и не говорите ничего. Когда бы это ни случилось, сохраняйте спокойствие. Не говорите ничего или просто продолжайте говорить некоторые формальные вещи, ко-торым люди верят".

Так что ислам имеет теперь две традиции. Одна является обыч-ной, обращенной наружу, экзотерической; другая, реальный ислам, суфизм, является эзотерической. Но суфии молчат, потому что со времен Мансура они поняли, что разговор на том языке, который приходит к человеку после открытия третьего глаза, приводит к ненужным сложностям; это никому не помогает".

Одного суфия как-то спросили, почему суфии используют слова в особом смысле, по возможности, наиболее удаленном от их привычного значения. Он ответил: "Подумайте лучше о том, почему обычный человек страдает от тирании слов, которые привычка делает неподвижными до тех пор, пока они служат только в качестве инструментов.

Святой суфийского направления "чисти", шейх Наасир-уд-дин Чираг (Дели) во многом препятствовал вмешательству султана Мухаммер-Бин-Туглока в религиозные обряды, проводимые на могиле ("дургаха") ибн Батута. Некий мавританский путешественник рассказывал в своих записях о посещении многих монастырей - от Мултана до Деванагри и от Дели до Лахнаута, отмечая, что самым важным считает монастырь шейха Чирага.

В Бенгалии суфизм-чисти был принят султаном Хуссайн-шахом, который даже был родоначальником известного движения "Сатья Пир". Главным представителем чисти в Гулбарге и Карнатаке был Саид Мохаммед, известный также как "Гесу Дараз" ("Символ милосердия и благотворительности") или "Банга Наваз" ("Покровитель бедных"). Он был одним из немногих поэтов юга, который писал на урду. Кстати, есть мнение, что урду сформировался в южной Индии и его старое название было - "дахани", что отражено в имени известного поэта Вали Дахани.

Другим суфийским орденом в средневековой Индии были сухриварди. Их центр размещался в Джанпуре, а отделения в Манду и Гвалиоре (Мадхья Прадеш). Они проповедовали "чхатри" - синтез индуистского и мусульманского мистицизма, и создали даже параллельную терминологию. Школа суфиев процветала также в Уттар Прадеше. И еще одна, появившаяся во время правления императора Акбара, продолжала традиции среднеазиатского направления накшбанди ("художники"). Ее представителями в 17-18 веках были хаджа Баки-би-Улах из Дели и Мирза Махзар Джан-и-Джахан.

18 век был отмечен жизнью великого суфия - Шаха Валиуллаха, который перевел святой Коран на персидский язык. Чуть позже два его сына перевели Коран и на урду. Голос Шаха Валиуллаха был голосом согласия и примирения. Он настаивал на необходимости кодификации законов по социальной, религиозной и правовой практике людей в разных регионах Индии. Он стоял за новый социальный и экономический порядок, основанный на гуманизме искусств и рационализме наук. Помыслы этого мудрого и проницательного суфия намного опережали его время.

Такие традиции суфизма, как духовное подвижничество, невладение имуществом и другие, в 19 веке развивали Свами Рамакришна Парамахамса, Свами Вивекананда, Свами Даянанда, Свами Рам Тиртх. В 20 веке они поддерживались Свами Ранганатхананданом и Свами Чиданаданом, которые учили простоте мирской жизни при высотах постижения жизни духовной.

Суфизм оказал столь огромное влияние на мистическую жизнь Индии, что некоторые школы, считавшиеся наследием древнего индуизма, как выяснили ученые, в действительности сформировались под воздействием суфийских учений. Для суфиев этот исторический факт не столь важен, как то обстоятельство, что мистическое течение (и его источник) является внутренне единым. Отличие внешних аспектов мистицизма Дальнего Востока обычно заставляет людей считать, что эти культуры представляют собой независимые продукты той культуры, в условиях которой они возникли. Подобные взгляды на жизнь неприемлемы для тех, кто верит, что существует только одна истина и что те, кто постиг ее, должны общаться и не могут оставаться в полной изоляции.

Более 1000 лет назад в Индии были посеяны семена, которые должны были дать всходы в различных созерцательных школах индуистского происхождения, В пример можно привести любовный мистицизм типа бхакти, о котором доктор Тара Гханд в "Истории культуры Индии" пишет следующее:

"Некоторые другие особенности южно-индийской мысли, начиная с девятого века и позднее, ясно свидетельствуют о влиянии ислама. Имеется в виду возрастающая склонность к монотеизму, эмоциональное поклонение, подчинение себя воле другого человека (парпатги) и почитание учителя (гуру бхакти), а также пренебрежение к застывшей кастовой системе и безразличие к обычным ритуалам, ...погруженность в Бога через любовь к учителю... Средневековый индуизм заимствовал суфийскую концепцию обожествленного учителя".

Несмотря на то, что д-р Гханд является выдающимся ученым, ему не удалось заметить, что классификация и смысл тех важных пунктов, которые он перечисляет, являются скорее суфийскими, чем чисто мусульманскими в том смысле, как их понимает мусульманское духовенство. В большинстве индийских культов роль обожествляемого учителя утратила свой первоначальный суфийский смысл, претерпев изменения, которые придали более поздним индуистским школам несуфийскую окраску. Именно эти культы восхищают чаше всего западных искателей, стремящихся найти практическую духовную деятельность на Востоке и зачастую связывающих себя с обычными ответвлениями суфийских школ, использующими внешние привлекательные стороны индуизма.

Именно суфийские учителя главным образом способствовали возникновению того, что впоследствии стали называть великими индуистскими школами мистицизма, хотя эти школы имели, несомненно, и свою собственную основу. В своей книге "Религия Индии" Август Барт отмечает связь между географическими и хронологическими рамками деятельности суфиев в Индии и возникновением того, что позднее стали считать древнейшими индийскими школами мистиков:

"Именно в этот период (IX - XII вв.) возникают великие религиозные движения, связанные с именами Шанкары (Веданта возникла в результате истолкования Шанкарой (788 - 820) древних индуистских священных писаний. Эта система (Веданта означает "завершение Вед") затрагивает круг вопросов, которые рассматривали Газали, Ибн аль-Араби и Руми, следовавшие традициям древних суфийских учителей. Философия Канта напоминает Веданту вследствие влияния суфийского философского направления. См книгу турецкого ученого Расиха Гювена "Оправдание Шанкарачарьи после сравнения его с философской школой Мауланы Джалалуддина Руми", Праджна, часть 1, 1958, стр. 93-100), Рамануджи, Анады Тиртхи и Басавы, под влиянием которых сформировалось большинство сект. В иудаизме еще долго не наблюдалось ничего подобного".

Одно обстоятельство помешало исследователям проверить утверждение о большой древности индуистских мистических течений. Речь идет о том, хотя это может показаться весьма странным читателю, что впервые индуистские религиозные произведения были записаны только на рубеже XVIII - XIX вв. по настоятельным просьбам таких английских ученых, как сэр Вильям Джонс (проф. С. Пиготт. "Доисторическая Индия", Лондон, 1961, стр. 235). "Древних документов почти не сохранилось. Старейшей индийской рукописью считается буддийский фрагмент из Таксилы, записанный на березовой коре и датируемый концом V в. н. э. Рукопись из Бахшали, записанная на таком же материале, является, пожалуй, второй по возрасту, хотя и относится только к XII в." (проф. Пиготт, там же, стр. 252.) Бхакти и реформистское движение в индуизме, с которыми связаны имена таких гигантов, как Мадхва, Рамананда и Кабир, во многом основываются на суфийской теории и практике, получившей распространение в Индии после мусульманских завоеваний. Кабир "долгое время провел с мусульманскими суфиями", Дяду "проявлял может быть даже больше познания в суфизме, чем его предшественники... не исключено, что это объяснялось тем, что суфии Западной Индии оказали большое влияние на мусульманских и индуистских искателей Бога, чем суфии Востока Страны", - пишет Тара Гханд, который сам суфием не является.

Историческим фактом является то, что основатель сикхизма Гуру Нанак находился под влиянием суфизма. Сам Гуру Нанак открыто говорил о том, что многим обязан суфизму. В "Истории культуры" о нем сказано следующее:

"Совершенно очевидно, что он обладал глубокими познаниями в области суфизма. Гораздо труднее установить, в какой мере он использовал индуистские священные писания. Редкие ссылки на эти писания наводят на мысль, что Нанак был только поверхностно знаком с ведической и пуранической литературой".

"Сикх" означает "искатель". Именно так обычно называли странствующих суфиев.

Отец Рабиндраната Тагора Махарши Дебенлранат Тагор (1815 - 1895) два гола провел в Гималаях. Как сообщает другой известный индийский ученый проф. Ханумантха Рао, в этот период он изучал не индуистские священные писания, а одну из поэм суфийского мастера Хафиза, и был вознагражден за это видениями райского блаженства.

Более поздние суфийские учителя Индии, многие из которых пришли вслед за тюркскими, афганскими и персидскими завоевателями, оказали на эту страну огромное, ни с чем не сравнимое влияние. Одним из последствий их появления было то, что индусы заимствовали арабское слово "факир" (посвященный суфий) и стали применять его по отношению к себе.

Описанию удивительных дел и чудес, приписываемых этим людям, посвящены целые книги. До сих пор миллионы людей всех вероисповеданий, считающих их святыми, собираются для того, чтобы поклониться им или попросить у них помощи.

В середине XII в. основатель Ордена Чишти в Индии Мухинеддин Чишти был послан в Аджмир. Он должен был познакомить индусов со своим учением. Сообщается, что раджа Притхви Радж, возмущенный его приездом, собрал солдат и магов, чтобы воспрепятствовать его появлению в городе. Все солдаты были ослеплены, когда этот святой, следуя примеру Пророка, бросил в них горсть мелких камешков. Для того чтобы 3000 йогов и пандитов лишились дара речи и стали его учениками, понадобился лишь один взгляд Мухинеддина. Однако еще более впечатляющим является рассказ о необыкновенном поединке между известным индуистским магом Джайпалом Йоги и этим суфийским факиром.

Легенда Ордена Чишти гласит, что Джайпал привел с собой несколько тысяч учеников, которых он обучал йоге, и перекрыл воде доступ в озеро Ансагар. Один из новых учеников Чишти, повинуясь его приказу, зачерпнул пригоршню воды из озера, после чего пересохли все ручьи и источники в округе.

Для того чтобы уничтожить Чишти и его последователей, Джайпал посылал сотни призраков, среди которых были львы и тигры, но все они исчезали, как только прикасались к магическому кругу, который Мухинеддин начертил для защиты. После целого ряда подобных столкновений Джайпал покорился и стал одним из самых знаменитых учеников Чишти, которого называли Абдаллахом из Пустыни, так как считалось, что он вечно странствует поблизости от великой гробницы в Аджмире.

Можно довольно ясно различить три уровня контактов между суфиями и индуистскими и сикхийскими мистиками. Непонимание этого привело к большой неразберихе. В историческом, культурном и подлинно метафизическом аспекте все эти течения объединяет общность целей по отношению к роли мистицизма в развитии человека. Они также являются едиными по своему внутреннему звучанию. Существенные различия проявляются лишь в области традиционных и повторяющихся ритуалов, застывших догм и преклонения перед личностями.

Ограниченный мусульманин-формалист, поверхностно занимающийся суфизмом, почти неизбежно вступит в противоречия со своей противоположностью - профессиональным индуистским аскетизмом, неразрывно связанным с искаженной традицией.

Поскольку именно такие люди поднимают больше всего шума, посторонние слишком часто принимают их за истинных представителей индийского мистицизма. Их отрепетированный аскетизм и не слишком богатые дарования почти всегда больше поражают и привлекают намного больше внимания, чем школы настоящих мистиков. Кроме того, они стараются пролезть в печать, обеспечить материалом фотографов, набрать учеников из-за границы, одним словом, распространить свое учение как можно шире. Многие восточные культы, появляющиеся на Западе, в действительности представляют собой не что иное, как филиалы этих бродячих зверинцев, перенявших ритуалы и внешние проявления подлинной традиции.

Чаше всего их деятельность полностью расходится с советом великого учителя шейха Абдаллаха Ансари, высказывание которого было удачно переведено выдающимся сикхом сардаром сэром Йогендрой Сингхом:

"Пост - это не более чем экономия хлеба. Обычные молитвы больше всего подходят для стариков и старух. Паломничество - это мирское развлечение. Овладей сердцем - только господство над ним можно назвать настоящим завоеванием. Суфийский Закон Жизни требует:

• Доброты к юным,
• Щедрости к бедным,
• Доброго совета друзьям,
• Прощения врагам,
• Безразличия к глупцам,
• Уважения познавших".

Одним из примеров интересного взаимодействия индуистской мысли и софийского учения являются комментарии к "Школам". Немалая доля индийской народной мудрости заключена в высказываниях, называемых "Шлоками", которые передавались от учителя к ученику. Суфийские комментаторы, такие как Аджами, считают, что "Шлоки", как всем известные высказывания, представляют собой лишь часть системы обучения. Подобно басням Эзопа или рассказам Саади, их можно воспринимать просто как полезные советы, с помощью которых можно воспитывать детей, или же попытаться найти их внутренний смысл.

Вот некоторые шлоки (ш), приводимые вместе с комментариями (к) Аджами, которые индийские суфии используют в качестве упражнений. Номера этих шлок соответствуют нумерации огромного труда аббата Дюбуа "Индийские обычаи, нравы и ритуалы" (Оксфорд, 1906, стр. 474 и далее).

(ш) V. В несчастьях, бедах и страданиях жизни другом можно назвать только того, кто действительно помогает нам.

(к) Подумай, знаешь ли ты, что такое помощь. Грубый может узнать это только с помощью озарения.

(ш) XI. Яд скорпиона в хвосте, яд насекомого в голове, яд змеи в зубах. У злого человека яд разлит по всему телу.

(к) Размышляй о доброте доброго, которая также разлита по всему его телу.

(ш) XVIII. Добродетельного человека можно сравнить с большим зеленым деревом. Само дерево стоит под лучами палящего солнца, но дает прохладу другим, защищая их своей тенью.

(к) Добродетель доброго поможет искреннему, но ослабит праздного. Укрытие - это только временный отдых от работы.

(ш) XII. Бесстыдный человек боится болезней, которые влечет за собой роскошь, уважаемый боится презрения, богатый боится алчности владык; мягкость боится насилия, красота боится старости, грешник боится влияния чувств, тело боится бога смерти Ямы, ничего не боятся только несчастные и завистники.

(к) Будь мудрым, ибо мудрые понимают природу страха, который становится их рабом.

Прежде чем первый западный ученый заинтересовался индийским мистицизмом, история взаимообмена между суфиями и индуистскими мистиками насчитывала уже целое тысячелетие. В XVII в. принц Дара Шикох из династии Великих Моголов досконально изучил ведическую литературу и сделал сравнение между мусульманскими и индуистскими философскими течениями. Как и более ранние суфийские учителя, он пришел к выводу, что индуистские священные писания представляют собой остатки эзотерической традиции, идентичной исламу и точно соответствующей суфизму в своем наиболее скрытом значении.

Он исследовал также священные книги иудеев и христиан, придерживаясь того взгляда, что они могли представлять собой овеществленное выражение неизбежного развития человеческого сознания, которое время от времени концентрируется среди отдельных народов. Его труды, которые сами по себе следуют методологии багдадских ученых времен Харуна ар-Рашида, заложили основы для проведения многих последующих, и даже очень близких к нам по времени, сравнительных исследований в области мистицизма.

Работа Дара Шикоха, которая сама по себе является удивительной, ибо она была написана мусульманским принцем из династии, владеющей землями неверных, является только одним из проявлений тех связей, которые суфии веками поддерживали с Индией. В этом отношении этот процесс можно считать весьма близким к тому, что происходило в средневековой Европе, где наличие сильной авторитарной церкви не смогло помешать возникновению организованных по суфийскому образцу групп, о которых мы писали в предыдущих главах.

Однако не следует считать, что роль суфизма сводится исключительно к распространению результатов сравнительных религиозных исследований и подчеркиванию теософской теории о внутреннем единстве всех религиозных проявлений. Суфии никогда не считали себя свободными от задачи преодоления влияния внешних форм и достижения единства с данными конкретными религиями, т. е. приобретения знаний о религии с помощью средств самой этой религии. Несмотря на то, что с помощью грубых терминов формальной религии было бы трудно объяснить, что опыт, приобретаемый средствами различных систем, является единым, подобное единство, тем не менее, существовало всегда. Единственное, что можно сказать об этом, пользуясь обычными терминами, это то, что суфии и другие мистики суфийского направления исследовали это с помощью психологических, а не академических методов. Если опять воспользоваться доступной нам ограниченной терминологией, можно будет сказать, что цель таких исследований заключалась в том, чтобы объяснить себе внутренние мотивы, которые заставляют человека стремиться к дальнейшему развитию сознания. Таким образом, мистицизм и религия рассматриваются как связующее звено между отдельным человеком или группой и целью человечества, проявляющейся в ментальных побудительных мотивах.

Очень интересно отметить сходство между суфийской теорией и практикой и странным, и, как утверждают, типично буддийским культом дзэн, распространенным в Японии. Дзен называет себя тайной передачей, осуществляемой вне канонического буддизма с помощью личного примера и обучения. Исторически дзен еще молод, и даже его последователи не связывают его с какими бы то ни было особыми событиями из жизни Будды.

Самые ранние сообщения о дзен-буддизме относятся к XI в., а первая школа в Японии была основана в 1191 г. под влиянием китайцев.

Возникновение дзен в Японии хронологически соответствует развитию индийских школ под влиянием суфизма. В Южном Китае, где зародился дзен, веками существовали поселения арабов и других мусульман. Сам по себе буддизм появляется в Японии только в 625г., но в основном его проникновение происходило в период между второй половиной VII и началом XI в. Мусульманское и суфийское проникновение и завоевание традиционных святынь буддизма в Центральной Азии как раз соответствует этому периоду. После мусульманского завоевания этот культ был вытеснен из великих буддийских центров Афганистана и проник в Тибет.

Существуют легенды, в которых подчеркивается связь китайского дзен-буддизма с Индией, а суфийская традиция гласит, что суфии классического периода установили духовную связь с последователями "бодды", подобно тому, как они нашли нечто общее с индуистскими мистиками.

Между дзен-буддизмом и суфизмом наблюдается значительное сходство как в области терминологии и используемых рассказов, так и в деятельности мастеров. Суфии считают, что практика дзен, отраженная в популярной литературе, очень сильно напоминает действие определенной части суфийской техники "воздействия" (зарб).

Выдающийся представитель дзенской литературы доктор Судзуки, вероятно, близок к истине, считая, что дзен был специально приспособлен для дальневосточного склада ума, но следует отметить, что идеи, примеры и аллегории, использующиеся в суфийском учении, были отлично разработаны за много веков до того, как дзенский учитель Йенго (около 1566 - 1642) написал письмо, в котором отвечал на вопрос: "Что такое дзен?" Тот, кто прочел предыдущие главы нашей книги, сразу же почувствует что-то знакомое в его слоге, если сделает поправку на дальневосточный колорит речи:

"Вас сталкивают с ним лицом к лицу, и в этот момент вы постигаете его в целом. Для понятливого человека достаточно одного слова, чтобы понять его истинность, но даже и тогда возникают ложные представления. Их появляется намного больше, если дзен излагают на бумаге или передают с помощью пространных речей или логических изощрений. Тогда он еще дальше отодвигается от вас. Каждый человек обладает великой истиной дзен. Обрати внимание на себя, не надо искать ее с помощью других. Твой собственный ум выше любых форм; он достаточно свободен, спокоен и силен, чтобы утвердить себя с помощью шести чувств и четырех элементов. Он поглощает свет. Откажись от дуализма субъекта и объекта, забудь и то и другое, переступи границы интеллекта, отдели себя от разума и раствори себя непосредственно в духе Будды - вне этого реальности не существует" (Судзуки. "Введение в Дзен-Буддизм", Лондон, 1959, стр. 46.)

Основываясь на этих удивительных фактах, было бы нетрудно попытаться проследить пути распространения суфизма и установить, что подлинным источником того, что называют дзен, был суфизм. Вместе с тем суфии считают, что основа должна была существовать всегда, действуя в умах людей. Любой контакт с суфиями может просто помочь оживить внутреннее осознание одной и той же истинной реальности.

В речи, произнесенной 10 лет назад в Метафизической Ассоциации Гонконга, китайский суфии мастер Х.Л.Ма показал, что способ передачи идеи может казаться изменявшимся в зависимости от культурного контекста:

"Сохраняя полное уважение ко всем Искателям Истины, я должен сказать, что суфизм передать трудно. Почему? Потому что новые последователи ожидают, что система будет соответствовать привычным для них образцам мышления. Они не понимают, что эти штампы и являются их главным недостатком. Суфизм уже находится в вас самих. Вы чувствуете его, но не знаете, что это такое. Когда у вас появляются определенные чувства - доброты, истины, любви, желания преобразиться - это и есть суфизм. Если вы думаете прежде всего о себе, это не суфизм. Если же у вас возникает сильное влечение к мудрецу, это можно назвать суфизмом... Один мастер, которого спросили, что такое суфизм, ударил спросившего. Он хотел сказать этим:

"Покажи мне боль, и я покажу тебе суфизм". Вы спрашиваете мастера: "Откуда пришел свет?" В ответ он тушит его. Это означает: "Скажи мне, куда он исчезает, и я скажу тебе, откуда он пришел". То, о чем вы спрашиваете с помощью слов, выразить словами невозможно…"

Западному читателю это может показаться выраженным слишком по-восточному, но использованные аналогии (боль и свеча) совсем не характерны для Дальнего Востока. Они заимствованы непосредственно из работ "западного мастера" Руми. Однако интенсивный метод изложения этих идей с использованием метафор кажется чисто китайским. При этом идеи не утрачивают своего суфийского духа.

С другой стороны, методы подполковника Кларка, с помощью которых он передает свои впечатления о суфиях, могут помочь западному уму определить ориентацию этих школ и создают атмосферу, необходимую для западного человека:

"Возвышенная любовная поэзия суфийских святых, чисто практический дух их учений, пыл, сочетающийся с лежащим в основе всего ощущением цели, удовлетворения как физических, так и духовных потребностей, вера в свою деятельность и будущее человечества - вот лишь некоторые из выдающихся вкладов этой замечательной системы, принадлежность к которой создает несомненное и постоянное ощущение принадлежности к древним избранным" (подполковник А. Кларк. "Письма в Англию", Калькутта, 1911, стр. 149.)

Для современного человека слова «суфий» и «суфизм» – тайна за семью печатями. Несмотря на то, что сейчас многочисленные религии, вероучения, учителя претендуют на право духовного наставничества человека, адепты суфизма не пропагандируют своих взглядов.

Суфий – это человек, верящий в возможность непосредственного приобщения к Всевышнему и подчиняющий свою жизнь стремлению к этому приобщению. Жизнь, подчиненная какой-либо цели, часто ассоциируется с дорогой, поэтому суфии именуют себя людьми Пути, имея в виду Путь к Истине, что является одним из имен Всевышнего. Другими словами, с уфизм – эту Путь к Богу, цель жизни – реализация на этом Пути. Это достижение Духовного единства, Божественной реальности.Это борьба со своим неестественным эго, чтобы найти себя настоящего, как отражение Божественной реальности.

Исторически суфизм связан с исламом. Благодаря Мухаммеду и его последователям исламу было суждено стать мостом между христианским западным миром, уходящим корнями в эллинизм и иудаизм, и мирами Будды, индуизма и Лао-Цзы, откуда было заимствовано понятие «Путь» и некоторые сопутствующие этому понятию взгляды, а также медитация, которую используют суфии. Они нашли свой собственный метод, основанный на практиках различных религий и доктрин. Например, упражнение «Остановка дыхания» известное у суфиев, взято из индуистской йоги.

Суфизм шел от практики к теории, и его первыми носителями были дервиши – странники, бродившие по пространствам исламского мира. Поначалу суфии подвергались гонениям со стороны исламских ортодоксов, так как пытались указать людям прямой путь к Богу без посредников-священников. Но когда учение стало массовым, его признали одной из ветвей ислама.

Суфизм получил большое распространение в Индии. Проповедь суфиями добровольной бедности, отказа от активной деятельности, воспринимавшаяся в народе как осуждение имущественного неравенства и существующего социального правопорядка, и осуждение ими богатства привлекали к суфизму многочисленных последователей. Среди суфиев-проповедников было много интеллектуалов – ученых, поэтов. Суфизм в большой степени стал опорой течения бхакти – культа преданности Богу.

Суфийскими памятными местами и достопримечательностями известен Шринагар – летняя столица штата Джамму и Кашмир, город расположен в сердце долины Кашмир. Шринагар раскинулся по берегам реки Джелум. Красота долины привлекает посетителей из разных стран. Здесь есть озера с хаусботами, лодки-шикары, сувениры… Недалеко от Шринагара находится Гулмарг – первое место в Индии для зимних видов спорта. С другой стороны находится Пахалгам, долина известная своей первозданной красотой.

Веками индусы и мусульмане в Кашмире жили вместе. Мусульманская культура оказывала влияние на индусов, а индусская на мусульман.

Кашмир – единственное место в Индии, где мусульмане носят индусские имена «пандит» и «бхат». У кашмирцев своя особая культура и характерный образ жизни. Суфии Кашмира так же имеют свои особенности.

История появления суфизма в Кашмире длинная. Самые известные суфии Кашмира – это Саид Булбул Шах, Саид Али Хамдани и Мир Мохаммад Хамдани. Так как на суфизм в Кашмире огромное влияние оказал индуизм, мировоззрение суфиев здесь получило свои отличия. Часто их называют «риси».

Среди «мусульманских риси» самый известный Шейх-нур-уд-дин. Индусы и мусульмане называли его с любовью Нандириши. Кашмирские пандиты звали его Сахзананд. Гробница Нандириши находится в Чарар-и-Шариф. Это маленькая деревушка в 8 км от Нагама. Индусы и мусульмане приходят к этой гробнице положить цветы.

Известны следующие суфийские места:

Хазратбал

Мечеть увенчана мраморным куполом, единственным в своем роде в Кашмире. Мечеть находится в 9 км от Шринагара на западном берегу озера Дал. Это строение является синтезом мусульманской и кашмирской архитектуры. В 1634 году, Саид Абдулла, служитель мечети пророка Мухаммеда в Медине, приехал в Индию и привез с собой бесценный волос из бороды пророка. Он отдал этот волос Каваджи Нур-уд-дину, который в свою очередь привез его в Кашмир в 1700 году. Здесь волос был представлен народу, а затем сохранен в мечети.

Мавзолей Махдума сахиба

Она расположена у стены форта, который был построен афганским правителем Кашмира.

Мавзолей Ахунда Муллы Шаха

Ахунда Мулла Шах - духовный учитель Дара Шикоха, сына Джахангира.

Розабал

В Розабале есть часовня, где по преданию захоронен Исус Христос.

Мечеть Шах Хамдан

Это старейшая мечеть в Шринагаре. Построена в 1395 году на берегу реки Джелум. Она известна украшениями из папье-маше на стенах. При строительстве конструкции не использовалось гвоздей. Мечеть построена Султаном Сикандером (1389-1413) в память о мусульманском проповеднике Мир Саиде Али Хамдани, который посетил Кашмир и жил здесь некоторое время, медитировал и проповедовал. В 1480 году мечеть пострадала от огня, и правитель Султан Хассан Шах реконструировал ее. В 1493 году мечеть была перестроена в двухэтажное здание, а в 1731 году она снова была реконструирована Абул Баркат Ханом.

Соборная мечеть Паттахар Нур Джахан и Джама Масджид

Находятся в Новхатта и представляют исторический и культурный интерес. Джама Масджид – одна из старейших и просторных мечетей в Кашмире, расположена в центре города. Основание мечети, настоящее архитектурное чудо было заложено Султаном Сикандером в 1398 году. Площадь мечети составляет 12000 кв. метров, что позволяет вмещать 30000 людей во время молитвы.

Чарар-и-Шариф

Гробница наиболее популярного святого в Кашмире, главы ордена Риси. Он стал легендой еще при жизни, и сам султан Зайн-ул-Абидин присутствовал на его похоронах.

Хари Парбат

Святая гора. На горе расположен форт, построенный афганским правителем в 18 веке. Стена, являющаяся основой форта была построена могольским императором Акбаром в 1590 году. У стены этого форта и находится мавзолей Махдума Сахиба. Из форта открывается вид на всю долину.

Объединяет различные мистические учения возникшие в мусульманской культурной среде с древних времен и по настоящее время. Суфизм пытается дать объяснение и трактования тем догмам, которые в ортодоксальном исламе отнесены в разряд муташабих (непостижимые). Эти методы предусматривают акцент на эзотерических, сокрытых смыслах Корана и применять для их понимания различные аллегории и иносказания (тавиль). В этом методология суфизма часто вступает в противоречие с положениями ортодоксального ислама.

Существует два течения в суфизме -
- Классический суфизм - суфийские тарикаты, вероубеждение и практика, общие положения которой восходят к установлениям Корана и достоверной сунны пророка Мухаммада. Основные братства () сформировались и устоялись в 10-13 веке.
- Нетрадиционные течения суфизма - суфийские тарикаты, на вероубеждение и практику которых сильное влияние оказали местные в Индии (например ), Малой Азии, Кавказе. Сформировались в постклассический период начиная с 16 века. На сегодняшний день такой род суфизма можно встретить в Индии, Малайзии, традиционный ислам совмещается с йогой и это также называют суфизмом.

К классическому суфизму относится суфийский орден Чишти, получивший особенное распространение в Индии в средние века. Выдающимся представителем ордена является ходжа Муинуддин Чишти (1141-1230), именно с его деятельностью связывают широкое распространение суфизма в Индии. его в городе () является местом паломничества верующих как мусульман, так и представителей других конфессий. Участники этого тариката одними из первых начали устраивать музыкальные радения (сама"), как средство для медитации и для привлечения людей к своим проповедям.
Среди шейхов чишти (т.е. духовных учителей) особенно почитаемы «пять великих» духовных наставников ордена, составляющих цепь духовной преемственности (силсила): Ходжа Муинуддин, Кутбуддин Бахтияр Каки, Фаридуддин Гандж-и-шакар (он же Фарид), Низамуддин Аулийа, НасируддиТарикат.

Самым выдающимся индийским суффием того времени является Низамуддин Аулийа (1236 – 1325) – четвертый великий учитель чишти.
Низамуддин был беспрецедентным суфием среди всех существующих суфийских орденов того времени. Многие из его современников, без сомнения, были очень мощные и знаменитые духовные лидеры, но он был самым знаменитым из всех. За свою Низамуддин пережил семь правителей султаната . Правители были очень лояльны к нему и почитали его.
Но не все.....
как например султан Кутубуддин Мубарак Шах, который в жесткой манере приказал Низамуддину явиться во , однако Низамуддин проигнорировал приказ и остался дома, спокойно занятый своими делами. Этот день стал роковым для султана и Мубарак Шах был убит в результате дворцового переворота.
Известный случай с султаном Гийасуддином Туглаком, который не выносил на дух Низамуддина. Не простив Низамуддину своей ссоры, он собрался приехать в Дели из своей резиденции в Туглакабад Форте и приказал Низамуддину покинуть Дели в ближайшие дни. На что Низамуддин задумчиво ответил: «Дели далеко….». Через несколько дней Гийасуддин Туглак погиб, не без помощи своего сына Мухамадда, в своей собственной цитадели.

Низамуддин имел огромное (более 600) учеников, которым было даровано звание халифа (т.е. ученик, который сам имеет право брать себе учеников с тем, чтобы продолжать духовные практики суфиев), сам Низамуддин был лучшим учеником знаменитого Бабы Фарида.
Первоначально Низамуддин хотел стать судьей и имел все для этого предпосылки – в 15 лет он получил «тюрбан отличия». Но позже отказался от этого в своем стремлении к внутреннему знанию. Став мюридом (учеником) Баба Фарида, он жил в невероятной бедности. Увидев его, школьный товарищ был сильно удивлен, так как знал Низамуддина в начале его многообещающей научной карьеры. Когда Низамуддин рассказал об этом своему учителю, Баба Фарид предложил, чтобы он (Низамуддин) прочел следующий куплет своему школьному другу:
«Ты не мой ,
Иди своим путем.
Пусть ты весь в роскоши,
Я же угнетен»
Затем Баба Фарид велел Низамуддину взять на кухне поднос с едой и отнести его другу на своей голове. Сделав так, Низамуддин прочитал куплет. Это глубоко тронуло его друга.
Баба Фарид, назначая Низамуддина своим преемником, наставлял его так: «Будь как большое дерево, так, чтобы творения Аллаха, люди, в огромном множестве могли найти и утешение под твоей тенью».

Еще при жизни Низамуддин получил имя Хазрат - т.е. святой. Любимые изречения Хазрата Низамуддина: « К замку духовного совершенства есть очень много ключей. Все эти ключи должны быть испробованы. И если ни один не подойдет, то подойдут другие ключи»
«Обладание знанием и верой все же может быть разрушено, но обладание состраданием – никогда».
В отношении суфийского пути Хазрат Низамуддин учил следующему: «Для дервиша необходимы три вещи. Все они начинаются с «айн» (арабская буква), – это Ишк (), Акл (понимание) и Илм (знание)».
Суфизм, в своей сути, это путь любви. Любовь считается духовной алхимией, посредством которой низшие качества человека трансформируются в высшие. В этой связи достаточно сказать, Низамуддин еще и известен как Мехбуб-е-Илахи, возлюбленный Аллаха. Конечно, духовный уровень возлюбленного гораздо выше уровня влюбленного.
Понимание превратилось у Низамуддина в мудрость. Его мудрость выразилась в форме служения человечеству. О нем было сказано: «Он не был обычным чудотворцем. Он никогда не летал по воздуху и не ходил по воде, не замочив ног. Его величие было величием любящего сердца, его чудеса были чудесами глубоко сочувствующей и понимающей души. Он мог читать в глубинах человеческого сердца, взглянув в лицо, сказать слова утешения измученному.

Низамуддин ненадолго пережил Гийасуддина Туглака и в возрасте 88 лет оставил свою физическую оболочку. По сей день могила Низамуддина в Гияспуре, Дели является местом поклонения тысяч паломников. Эта местность сегодня называется его именем. Рядом захоронены многие известные деятели того времени, в том числе находится гробница любимой дочери Шах-Джахана, принцессы Джаханары. Наверху гробницы сделано углубление, в котором растет трава, – такова была воля принцессы, о чем свидетельствует небольшой куплет на фарси, выгравированный на могиле: “Не нужно мне богатых надгробий, трава – лучшее могилы бедной духом, несчастной Джаханары – ученицы святого Чишти, дочери императора Шах-Джахана”.

Самым выдающимся суфием 20 века является Идрис Шах.
Идрис Шах родился в в 1924 г. Шимле (Индия) в семье хашимитов (потомки Хашима, ведущие свою родословную от пророка Мухаммеда). Родословная была проверена и подтверждена докторами исламского права в 1970 г.
Основная его работа по суфизму - "Суфии", в которой показана связь между средневековым христианством, мистическим направлением иудаизма, дервишами и классической персидской литературой, стала сейчас программным пособием для студентов Оксфорда.
Ему принадлежит книга "Тайное наследие магии", представляющая собой солидную коллекцию текстов, переведенных с древнееврейского, арабского, латинского, французского и других языков. Она считается превосходным документом и часто цитируется в академических
исследованиях.

Идрис Шах вынес суфизм из кабинетов ученых, до той поры считавших его своей вотчиной, отказав при этом разномастным «эзотеристам» в их претензиях на причастность к суфиям, и сделал суфизм доступным широкой читающей публике. Также очень популярны сегодня его «Путь Суфиев», «Мудрость идиотов» и другие.
«Суфизм приобрел восточный оттенок, т.к. он очень долгое время существовал в рамках ислама, но настоящего суфия можно встретить и на Западе и на Востоке, он может быть генералом, крестьянином, торговцем, адвокатом, школьным учителем, домашней хозяйкой и вообще кем угодно. "Быть в миру, но не от мира", быть свободным от честолюбия, алчности, интеллектуальной спеси, слепого повиновения обычаю или благоговейного страха перед вышестоящими лицами - вот идеал суфия» - пишет Идрис Шах. Многие из суфийских парадоксов существуют в форме забавных рассказов, в особенности тех, которые связаны с Ходжой Насреддином; они встречаются также в баснях Эзопа, которого суфии считают одним из своих предшественников.

Тысячи людей, ученики Идрис Шаха и его друзья, и те, кто видел его лишь мельком- все они в той или иной степени испытали воздействие таланта Идрис Шаха. Поэт Тэд Хутес однажды написал, что «суфии, должно быть, самое большое сообщество разумных людей, когда-либо живших на Земле. Идрис Шах был поистине таким разумным человеком».
В 1996 г. Идрис Шах обрел уединение. В некрологе, помещённом в лондонской Дейли Телеграф, сообщается: «Его воздействие не поддаётся оценке, а его наследие - неизмеримо. Говорят, он был Суфийским Учителем Века».

Притча из книги Идрис Шаха «Мудрость Идиотов» -
«Суфийский учитель объяснял, как был разоблачен лжесуфий:
- Настоящий суфий послал одного из своих учеников служить самозванцу. Ученик круглыми сутками обслуживал его, угождая ему в каждой мелочи. В конце концов, все увидели, насколько обманщику нравится такое обхождение, и люди стали покидать его, пока он не остался совсем один.
Один из слушателей сказал себе:
- Прекрасная идея! А что если и мне проделать то же самое?
Он отправился в место, где жил лжесвятой, и выразил страстное желание стать его учеником. Через три года, благодаря его величайшей преданности этому лжесвятому, вокруг того собрались сотни учеников.
- Этот мудрец, должно быть, действительно великий человек, - говорили они друг другу, - раз он смог вдохновить своего ученика на такую преданность и самоотверженность.
Поэтому человек этот вернулся к тому суфию, от которого услышал рассказ, и поведал ему, что произошло:
- На ваши истории нельзя полагаться, - сказал он, - я попытался применить одну из них на практике, но случилось прямо противоположное.
- УВЫ, - сказал суфий, - в твоей попытке применить суфийские методы, неправильным был только один момент - ты не был суфием»

В XVI - начале XVII в. Европа стала постепенно открывать для себя мир Востока. Пределы этого мира, ограничивавшиеся для европейцев в течение ряда веков Турцией и Египтом, после плаваний португальских мореплавателей отодвинулись далеко на восход, к берегам Явы, Формозы и Японии. Интерес к восточной экзотике - традициям, обрядам, искусству восточных стран - заметно возрос, в особенности в тех государствах, которые были вовлечены в освоение новооткрытых земель - таких, как Англия и Голландия.

И все-таки европейцы искали на Востоке, прежде всего средства к удовлетворению своих материальных потребностей. Что же касается духовных учений Востока, то они не сразу попали в их поле зрения. В частности, первые суфийские сочинения появились в Европе в XVII в. (перевод арабской поэмы Ибн аль-Фарида и перевод с персидского знаменитого «Гулистана» Саади).

Европейские путешественники XVI в. делали зарисовки бродячих дервишей-каландаров, чей облик привлекал их своей странностью и выразительностью. Гравюры с изображением каландаров можно, например, увидеть в изданной в 1539 г. Нюрнберге книге С. Швайгера «Константинополь». Но этим и им подобным произведениям было далеко до совершенства. Первым из великих европейских художников, обратившимся к изображению суфийских мудрецов, был Рембрандт.

С 1631 г. Рембрандт жил в Амстердаме - деловом центре тогдашней Европы. Рембрандту нравилась атмосфера большого порта, куда доставлялись экзотические товары из заморских стран. Он увлекался собиранием восточных тканей, украшений, различных диковинок, одевал свою жену Саскию в дорогие восточные наряды и писал с нее портреты. Так Восток поселился в сердце великого художника.

Рембрандт написал немало картин на библейские темы, облачая их персонажей в арабские и турецкие костюмы. В 1642 г., в год смерти Саскии, Рембрандт создает полотно «Давид и Иоанафан», ныне находящееся в Государственном Эрмитаже. Он с особой тщательностью выписывает голубое вышитое одеяние Иоанафана, поверх которого накинута светло-золотистая парадная «фера-дже», и белую чалму с пером (это одежда турецкого вельможи).

В картине «Ассур, Аман и Эсфирь» (1660 г., Москва, ГМИИ им. Пушкина) Рембрандт обращается к идее высшей божественной справедливости, высшего суда, который превосходит земной, царский суд. Внутренний драматизм действия скрыт под маской внешнего спокойствия. Такое миропонимание очень близко многим суфийским учениям. Образ, выражающий, может быть, духовную суть Востока, - это образ Урии в поздней картине Рембрандта «Давид и Урия» (1665-1666 гг., Эрмитаж, Петербург). В лице Урии запечатлена поистине суфийская отрешенность. И неясно даже, что это - простая боязнь смерти, свойственная каждому человеку, или некое прозрение истины.

Рембрандт никогда не бывал в восточных странах. Но он отвечал своим творчеством на идущий из глубины души «призыв» Востока. В 1642 г. к Рембрандту неизвестно откуда и каким путем попадает могольская (североиндийская) миниатюра, изображающая беседу суфийских святых. Эта миниатюра была выполнена, по всей видимости, для одного из правителей Индостана, автор ее неизвестен. Миниатюра хранится в Музее этнографии Берлина (Volkerkunde Museum). На ней представлены шестеро суфиев, сидящих в кругу под кроной высокого дерева. Рядом с фигурой каждого суфия подписано его имя. Мы узнаем, что перед нами великие суфийские наставники Пир-и Дастгир (Абд аль-Кадир Гиляни), Джелаледдин Руми, Шах Шараф, Хазрат Низамуддин, Ходжа Кутбуд-дин и Баба Фарид. Из всех перечисленных лиц четверо (кроме Руми и Абд аль-Кадира) являются представителями и основоположниками индийского суфийского братства чиштийа. Это еще раз свидетельствует об индийском происхождении данной миниатюры. Учение чиштийа достигло самых отдаленных уголков Индии благодаря проповедуемой братством веротерпимости. Культ святых чиштийа получил наиболее широкое распространение в Индии в эпоху правления падишахов из династии Великих Моголов (тюрко-монгольского происхождения) - Акбара (1556-1605) и Джахангира (1605-1628), проводивших политику индо-мусульманского синкретизма.

Есть еще несколько миниатюр с тем же сюжетом, которые также могли быть известны Рембрандту. Одна из них хранится в том же Музее этнографии в Берлине и представляет шесть суфийских святых, сидящих на террасе дворца, окруженной мраморными перилами, - судя по всему, в Индии. В центре композиции находятся Руми и Ходжа Муинуддин Чишти, основатель братства чиштийа. Кроме них присутствуют все те же святые братства чиштийа - Шах Шараф, Низамуддин, Кутбуддин и Баба Фарид. Каждый из персонажей наделен индивидуальными иконографическими особенностями. На полу террасы - книга, чаши, фрукты. На заднем плане виден большой цветник и вдали - темно-зеленые холмы. Среди персонажей отсутствует Абд аль-Кадир Гиляни, который (впрочем, как и Руми) никогда не бывал в Индии. Миниатюры с тем же сюжетом есть и в Петербурге, в Эрмитаже. Персонажи одной из них полностью совпадают с персонажами второй берлинской миниатюры. А на другой представлены все те же пять индийских суфиев и Абд аль-Кадир Гиляни, однако Руми нет. Миниатюра выполнена художником, знакомым с европейскими приемами живописи (в ней присутствует перспектива, весьма реалистично изображены облака, что не характерно для традиционной мусульманской живописи). Почему неизвестный живописец не счел нужным ввести в композицию Руми? Следовал ли он какому-то канону, исключавшему «чужого», неиндийского суфия из числа почитаемых особ? Но ведь Абд аль-Кадир, живший в Багдаде в XII веке, не только не индиец, но вообще скорее теолог, чем суфий. Заметим, что на второй из описываемых нами миниатюр из числа персонажей исключен как раз Абд аль-Кадир («чужак»). Следовательно, местное индийское «ядро» святых-суфиев сохраняется на всех миниатюрах данного жанра, которые нас интересуют, а Руми и Абд аль-Кадир попеременно исключаются и заменяют друг друга. Это позволяет сделать вывод, что все миниатюры созданы художниками, принадлежащими к кругу суфийского братства чиштийа.

Рембрандт видел, по крайней мере, две из указанных миниатюр и, вдохновившись их внутренней силой, написал свою картину (точнее рисунок, который мог послужить эскизом к картине). Это произведение Рембрандта хранится сейчас в Британском музее.

Его трудно назвать копией, поскольку великий художник по-своему распорядился имевшимся материалом. Он сделал более четкими и светлыми фигуры, усадил их ближе друг к другу. Тех, кто показались ему неинтересными, он исключил из композиции. В результате число персонажей сократилось до четырех.

Разумеется, Рембрандт исходил при этом прежде всего из художественных соображений. Возможно, художник ощутил, что образ Баба Фарида переполнен доминирующим в нем аскетическим началом, пафосом умерщвления плоти. Иначе он не стал бы исключать Баба Фарида (ок. 1175-1265), великого пенджабского мистика, основателя практического пути братства чиштийа, которого, по его образу жизни и идеям, можно назвать Франциском Ассизским Индии. Баба Фарида называли в Индии «Вместилищем сахара», потому что, согласно преданию, он однажды после длительного воздержания в еде положил в рот несколько камешков, и они превратились в кусочки сахара. Баба Фа-рид, известный аскетическими подвигами (он сорок дней висел в колодце, привязанный вниз головой, совершая таким образом особый суфийский ритуал «мучения» - чилла), был в то же время приверженцем экстатических танцев. Его почитали и тюркские военачальники Делийского султаната, и индусы, в том числе йоги из секты натхов. В сочинении на персидском языке «фаваид уль-Фуад», составленном в Дели в 1322-1323 гг., сообщается, что Баба Фарид приказывал дважды в день выносить в город корзину для подаяний, сплетенную из пальмовых листьев, и когда она наполнялась, раздавал содержимое дервишам и нищим, не оставляя ни кусочка на следующий день. Он сочинял стихи на персидском и на местном индийском наречии, взывая в них к Высшему началу:

Я молю, дай мне жить только ради любви Твоей.
Пылью стать я хочу и быть всегда под ногами Твоими.

Рембрандт исключил также из композиции Низамуддина Аулийа (1238-1325), любимого ученика Баба Фарида, делийского шейха школы чиштийа. Низамуддин был младшим современником Руми, но никогда не покидал Индию и в реальности не мог встречаться с конийским поэтом. Не мог он видеть в жизни ни Муинуддина, ни Кутбуд-дина (представленных вместе с ним на миниатюре), которые скончались незадолго до его рождения. Таким образом, исключая Низамуддина из числа персонажей, Рембрандт интуитивно следовал исторической правде (едва ли можно допустить, что он действительно знал подробности истории суфийских братств в Индии, неизвестные в те времена даже европейским ученым).

Рембрандт увеличил ствол дерева, под которым сидят суфии, насытил фигуры персонажей светом, применил свою излюбленную технику светотени, отсутствующую в сред-невековой восточной миниатюре. Руми на его рисунке держит в правой руке чашку кофе (заморский напиток вошел в то время в моду в Голландии, впрочем, и среди суфиев этот напиток издавна пользовался популярностью как стимулирующее средство, «напиток трезвости»). Кофейную чашку держит также еще один персонаж - Кутбуддин. На коленях у Кутбуддина и Муинуддина лежат раскрытые книги.

Художник изображает ученую беседу суфийских подвижников, которые, хотя и были современниками, но в действительности, по всей вероятности, не встречались. Наряду с Джелаледдином Руми, мы видим здесь Муинуддина Чишти (1142-1236), одного из первых суфиев, переселившихся в Индию вместе с тюркскими воинами-гази (борцами за веру) и положивших начало взаимодействию индусской и мусульманской цивилизаций. Учение Муинуддина основывалось на принципах щедрости, кротости и скромности. Одна из двух его жен была индуской. Муинуддин поселился в Аджмере, среди воинственных племен раджпутов, враждебно настроенных к мусульманам. Однако низшие касты индусов поддерживали Муинуддина, поскольку видели для себя спасение в утверждении исламских принципов равенства. Муинуддин едва ли мог видеться с Руми, который, хотя и родился в Балхе около 1200 г., но уже в 1219 г. покинул вместе с семьей пределы нынешнего Афганистана и направился в Турцию (Рум). В то время Муинуддин жил уже в Индии, хотя он также родился на территории Афганистана и вырос в Хорасане. После смерти Муинуддин почитался в суфийских кругах как мистический гений Индии, подобно тому, как Руми стал «просветителем» Турции.

Учеником Муинуддина был Кутбуддин Бахтийар Каки, также представленный на рисунке Рембрандта. Он родился на берегах Амударьи и, предположительно, мог встречаться со своим земляком Руми до того, как переселился в Индию (ок. 1221 г.). Но в то время Руми должен был быть еще слишком юным. Делийский султан Ильтутмыш из тюркского племени ихьбар (также уроженец Балха) глубоко интересовался суфизмом и принял Кутбуддина с распростертыми объятьями. Как и Руми, Кутбуддин практиковал экстатические радения с танцами (сема), которые вызывали недовольство богословов. Не менее «вдохновенным» был и четвертый из изображенных на рисунке персонажей - Шах Шараф (Шарафуддин Бу Али Каландар). Он родился в Индии и вряд ли виделся с Руми. Что касается его встреч с шейхами чиштийи, они также весьма проблематичны, но в юности он мог видеть в Дели Кутбуддина Бахтийара Каки. Непосредственным учителем Шарафуддина был турецкий дервиш-каландар Хизр Руми, который мог рассказать своему ученику о великом поэте и суфии своей родины - Джелаледдине Руми. Шарафуддин также связан с традицией чиштййа (происходящей из района Герата - Чишта и близкой к духовной школе, к которой принадлежал Руми). Он был аскетом, отвергнувшим мир и полностью погруженным в созерцание. Шарафуддин писал мистические стихи, а также письма суфийского содержания. Ему принадлежат следующие строки:

Какой бы облик
Ты ни принял, народ простирается ниц.
Но никогда им не вкусить плодов из сада Твоей любви.

Его учение о любви, составляющей основу мистического пути, оказало благотворное воздействие на последующих духовных учителей Индии, в том числе и на основателя религии сикхов Гуру Нанака (1469-1539). Шарафуддин скончался в 1324 г. в Панипате, близ Дели.

Далеко не случайно появилась на упомянутых выше восточных миниатюрах и на рисунке Рембрандта фигура Руми, соединившего своим гением различные культуры и языки. Руми принадлежал к школе «хорасанских суфиев», общие принципы которой, в том числе ритуальный танец и музыка, сопровождающие дервишские радения, разделялись и старцами чиштийи, также происходившими из Хорасана. Персидская и тюркская культуры сливалась в их произведениях с древними преданиями и традициями индуизма. Руми, родившийся практически на северном рубеже Индии, писал о себе самом:

Пусть лицом я - индиец,
Но говорю на языке тюрок.

Огромная поэма «Месневи» - свод суфийской мудрости, - написанная Руми, пользовалась глубоким почтением среди индийских мусульман. Строфы «Месневи» в условиях многонациональной, многоконфессиональной Индии стали настоящим гимном, призывом к прекращению вражды и объединению.

Нам кажется, что и Рембрандт, создавая свой рисунок, сумел прикоснуться к глубинам суфийской мудрости, увидеть внутреннюю сущность вещей. Ведь все его творчество свидетельствует, как умело он разбирался в тончайших движениях человеческой души и как точно передавал эти неуловимые состояния на полотне. Рембрандт разошелся во взглядах с «новыми богатеями» Голландии, которые перестали давать ему заказы. Но он продолжал писать то, что хотел, в то время как бездарные, но освоившие технические приемы живописи ученики перехватывали у мастера дорогостоящие заказы. И этим судьба Рембрандта удивительным образом сходна с судьбой Руми, чьи последователи, вопреки его воле, стали принимать дары вельмож и земельные пожалования, но так и не смогли до конца понять мистический гений своего учителя.

«Восточная коллекция», весна 2002 г.

Юрий Аверьянов

• Hits: 2274